img
(Russian) Полина Родимкина: Через ВИЧ я обрела себя, трезвость, стала человеком, у моей дочки теперь есть мама 26 Оctombrie 2017

Полина Родимкина, руководитель реабилитационного центра «Шаги надежды», живет и работает в Екатеринбурге. Из своих 38 лет, 15 Полина живет с ВИЧ-инфекцией. Несколько дней назад банеры с ее фотографией развесили по всему городу в рамках акции, приуроченной к 1 декабря. Мы созвонились с Полиной по скайпу, чтобы узнать о том, почему она согласилась открыть свое лицо.

 

Полина, это правда, что вы пока единственная ВИЧ-позитивная женщина с открытым лицом в Екатеринбурге, которая сфотографировалась для городских банеров?

Наверное, да. Если кроме моего фото больше никаких не висит, значит да.

Ну вот Маша Костарева, пресс-секретарь Екатеринбургского СПИД-Центра сказала, что целых 20 банеров с вашей фотографией повесили.

Ну тогда для меня это открытие, я этого не знала. Для меня это очень почетно.

Вас кто-то уговаривал?

В 2015 году наш СПИД-Центр разместил объявление в фейсбуке о том, что нужны открытые лица для социальной кампании в интернете. И я предложила себя. После чего меня сразу же спросили: «А ты не боишься?». Я сказала, что не боюсь. В этом году уже Маша предложила эти фотографии разместить на больших городских щитах, скинула мне предварительный макет, и я согласилась.

Какая была реакция ваших друзей, коллег?

Я вообще болела, когда их повесили. Но когда пришло воскресенье, я собралась и пошла в церковь, я ведь каждое воскресенье хожу на службу. И вот я пришла, а мне батюшка, наш настоятель говорит: «А я твое фото видел по городу!». Потом мне начали звонить и писать знакомые, и говорить, что видели меня. Когда я сама себя наконец увидела на одной из улиц, то подумала: «Надо же какая красивая!» – так обрадовалась (смеется).

То есть реакция была позитивная?

Конечно. Вообще за весь период, что я работаю и живу с открытым лицом, а это с 2010 года, – реакция всегда поддерживающая, люди радуются, восхищаются. Как минимум от них исходит уважение. Единственный раз, когда реакция была негативная – когда моя тетка посмотрела передачу с моим участием, этой весной. Она после этого просто перестала со мной общаться.

Это ваша родная тетя?

Да. Сегодня она единственная, кто не понимает моего поступка. Ну еще моя мама. Но мама просто молча наблюдает, не одобряет, но и не критикует. Мне конечно хотелось бы услышать ее точку зрения, но пока она не говорит ничего по этому поводу. Знаете, мне недавно мама передала ее разговор с теткой, и ее слова: «Ну что поделать, выбрала Полина себе такую работу, пусть работает». Но ведь это не работа, это служение, для меня по крайне мере.

20247966_729512173924198_4464839753748391094_o

Вы упомянули о том, что ходите в церковь, служите в ней. У вашего батюшки какая была реакция на то, что вы открыли лицо?

Когда я начала сотрудничать с батюшкой, я уже была с открытым лицом. Я не спрашивала его совета, это было мое решение. Даже не решение, а зов какой-то. Я же очень долго не принимала статус. И когда я пришла в церковь, я уже не нуждалась ни в чьём одобрении. Мало того, мой батюшка не раз участвовал в передачах на тему ВИЧ, он всегда меня поддерживал.

Я почему спросила, у нас, например, до сих пор встречаются священники, которые считают, что это ВИЧ от дьявола и святая вода лечит лучше любой терапии. Если почитать интернет, в России ситуация похожая. Вы не сталкивались с подобным отношением?

Знаете, я считаю, что самое главное – найти своего священника. Мне его Бог послал. Мой батюшка – Отец Сергий – тонко сочетает в себе грань современного мужчина, он и мирянин, потому что живет в миру, но он священник и служит Господу, он глубоко верующий человек. Отец Сергий мне говорит: «За все что ты делаешь, я тебя всегда благословлю». Он меня поддерживает и нормально относится и к ВИЧ, и зависимости. Хотя я лично знаю людей епархиальных и при этом ВИЧ-диссидентов. Для меня это абсолютная наглость – говорить, что болезни нет, при этом не имея к ней никакое отношение.

Полина, сегодня вы руководитель реабилитационного центра «Шаги надежды». Вы во многих интервью говорили, что в прошлом потребляли легкие наркотики и злоупотребляли алкоголем. Это так?

Да.

В вашем случае зависимость была одной из причин заражения ВИЧ?

Конечно, не будь у меня алкогольной зависимости, а позже и наркотической, наверное, у меня бы не было ВИЧ. У меня же половой путь заражения. И это все от нелюбви к себе. Ведь любой человек, который потребляет психоактивные вещества, занимается медленным самоубийством. И сегодня, пройдя все это и находясь почти 10 лет в трезвости, я пытаюсь везде кричать о том, чтобы в нашей стране признали наконец алкоголизм болезнью общества, новой эпидемией. Вы знаете, сколько случаев заражения ВИЧ у нас происходит под алкогольным опьянением? А какой пьяный будет использовать презерватив? А ведь большая часть людей, я имею ввиду Россию, расслабляется под алкоголь. Пятница вечер – главный праздник в стране. И сколько новых случаев заражения ВИЧ случается в этот день? Наркомании сегодня достаточно внимания уделяют, а про алкоголизм никто не говорит. Меня привела к ВИЧ именно пьянка, и эта же пьянка добавила в моей жизни легких наркотиков.

Какова была ваша главная причина? Я имею ввиду причина зависимости?

Все тянется из девства, у меня деструктивная семья. В каком плане – у нас не было близости, любви, были только обязанности, долг и строгий спрос. Я согласна с тем, что алкоголика воспитывают в семье. Поэтому причина только там. В моем случае это были родители, у которых была заниженная самооценка, не было любви к себе. Хотя сейчас я понимаю, что родители мои – это люди послевоенного поколения. О любви ли там было? Там было о том, чтобы выжить. Их родители тоже не думали про любовь. Мой дед был раскулачен, он вообще всего боялся, лишь бы его не трогали. Родители выросли в страхе, в то время, когда в людях воспитывали чувство долга, которое порождает обязанности, а обязанность порождает гнев. А гнев мы обрушивает на самых близких, на домашних. И нет разницы, мы пришли домой и сказали грубое слово, или просто пришли и молчим. А ребенку же нужно внимание. А если его нет, он его найдет в другом месте. Вот и я его искала. И нашла в итоге, в виде алкоголя, а позже и наркотиков. Я 16 лет я была в активной алкогольной зависимости. Как бы там ни было, мои родители – лучшие родители на Земле.

Расскажите про реабилитационный центр, которым вы руководите?

В 2005 году, 23 марта мы открыли центр «Шаги надежды». Мы – это я и еще один единомышленник. У нас 12-шаговая программа, работаем по тетради Валентины Новиковой. Максимально наш центр вмещает 13 реабилитантов. Мы специально работаем с маленькой группой, чтобы было больше индивидуального общения. Такая работа нужна, потому что любой зависимый человек недолюблен, ему всегда было мало любви. Поэтому я много внимания уделяю «индивидуалке», я сама выздоравливала индивидуально и многое получила таким образом.

13164495_270002470012135_4179759528713309672_n

Центр дневной или круглосуточный?

Это загородный дом в Екатеринбурге, закрытое учреждение, туда нет доступа родным, близким. Все это делается чтобы создать атмосферу максимального погружения. Реабилитация у нас длится от 6 месяцев. Если мы говорим про алкоголика, то в принципе этого достаточно. Если мы говорим про наркомана, особенно про солевого, то здесь нет какого-то одного рецепта о длительности реабилитации, все очень индивидуально. Единственное что могу сказать, что первые три месяца их мозг еще пьян. После окончания реабилитации мы отправляем человека волонтерить в дневном центре, в котором также консультируем потребителей, проводим группы для родителей. И вот в этот период я прямо вижу, насколько человек мотивирован, насколько он хочет помогать другим.

Сколько людей через вас проходят?

В общей сложности за 2,5 года реабилитацию прошли 150 человек. Тут все, и те, кто полностью прошел ее, кто бросил, кто привходил после срыва. Много ли остаётся трезвых? Человек 15 из них в трезвости до сих пор. Я знаю тех, кто сорвался, есть и те, кто снова провалился в эту бездну. Но где-то внутри я ощущаю, что мы на правильном пути. Пусть у нас всего 15 человек в ремиссии, но они стойкие. Я смотрю на них, какими они были потерянными в начале реабилитации и какими они стали сегодня, – и мне очень радостно на душе. Кто-то из них открыл свое дело, кто-то замуж вышел и скоро родит, кто-то высокую должность занял.

Сколько денег вы вложили в этот центр?

Когда мы его открывали, у нас был бюджет был ноль рублей, ноль копеек. Финансы на его открытие не давал никто. Я тогда заняла 10 000 рублей, на какие-то мелочи. И только после открытия мы стали зарабатывать, никакой помощи от государства у нас нет, у нас нет никаких меценатов, спонсоров.

Каким образом вы зарабатываете?

У нас платная реабилитация. Мое личное мнение такое – для таких как мы, когда мы только выходим из потребления, все должно иметь цену. Я не верю в бесплатную реабилитацию. А вот когда за нее платят, зачастую это якорь чтобы не сорваться. Центр всегда был на самоокупаемости. Но последние полгода у нас очень тяжёлые времена, я даже себе не беру зарплату. Все деньги уходят на содержание дома и зарплату сотрудникам.

Сколько у вас людей работает в центре?

Четверо. И сейчас мы хотим расширяться. Я понимаю, что кризисы случаются именно для того, чтобы развиваться. Поэтому именно сейчас я планирую расширять штат. Хотя неоднократно была мысли закрыть все это дело.

Как вы думаете, какой главный пунктик обеспечивает выздоровление человека от зависимости?

Выздоровление длится всю жизнь и это нужно понимать. А по поводу этого пункта – я не знаю какой он, честно. Я думаю, что всех нас, кто ходит по этой земле – объединяет желание жить. Тот, кто не хочет жить, тот уже в земле лежит. Для меня якорем оказались жизненные передряги, в том числе ВИЧ-инфекция. Мне очень не хотелось и не хочется умирать. Когда я заканчивала употребление, у меня уже была серьезная деградация, когда ты спишь где попало, ты уже не ешь, тебе ничего не надо кроме бутылки. Для меня ВИЧ стал одним из тех самых якорей, которые меня к жизни тянули. Мне же когда поставили диагноз, 15 лет назад, прямо сказали, что я подохну через 3 года. И это подвело меня к тому, чтобы бороться за свою жизнь, а потом и за свою трезвость.

Через несколько лет после постановки диагноза, в июне 2006 у меня умер отец, а с 2008 года я начала трезвиться. Для меня его смерть была такой трагедией, я года полтора была в жуткой депрессии. И это было моим дном, тем самым дном, о котором говорит первый шаг программы. Каждому нужно дно. Только там ты понимаешь, что либо ты остаешься здесь и тебя еще сверху присыпают. Либо ты поднимаешься вверх.

Ваш центр – это в том числе и помощь самой себе?

Сегодня мой центр – это не то чтобы отдушина, но я понимаю, что я ему нужна. И пока я могу что-то дать тем людям, которые туда приходят, я буду там работать.

В своих интервью вы часто повторяете, что одна из главных ваших целей – не вырастить потребителя из вашего ребенка. Что вы имеете ввиду?

Я вам даже больше скажу, я очень хочу, чтобы моя дочка выросла и духовно и морально нравственно развитой личностью. Но конечно же я знаю, что ребенка не воспитывают. Воспитывают себя, а ребенок уже повторяет за тобой, поэтому надо заниматься воспитанием себя.

Сколько лет дочке?

Тринадцать. Мне порой с ней очень сложно. Она сильная, со стержнем, в то же время легкая, ей все очень легко дается.

Она приняла ваше прошлое и ваш ВИЧ-статус?

Она знает все. Я не могу жить в недомолвках, просто не могу. Это кстати одна из причин, почему я открыла лицо. Она слышит все мои разговоры, я советуюсь с ней перед тем, как давать интервью телеканалам. Знаете, у нас случаются курьезные моменты: когда я хочу выразить безысходность по поводу чего-либо, то говорю фразу: «Ну осталось только напиться», на что дочка мне на полном серьезе отвечает: «Я тебе дам». Она, например может запросто сказать друзьям, что алкоголь – это яд, вред и так далее. Но и я ей совершенно серьезно говорю, когда она идет к подружкам на вечеринку – матом не ругаться, не курить, не пить, использовать презерватив. Ну а кто ее научит этому, если не я?

Это правда, что вы не показываете ее лица, потому что боитесь, чтобы ее не дискриминировали (у дочки Полины нет ВИЧ – прим.ред)?

Я считаю, что моя ВИЧ-инфекция и мое прошлое – это мой путь. И моя дочка – раба Божья, а не моя раба. Почему она должна иметь какое-то отношение к тому, что есть у меня? Я всегда спрашиваю ее мнения и уважаю ее выбор. Но моя жизнь – это моя жизнь, и я не втягиваю дочку во все это. Если она скажет: «Я хочу тебя поддержать на передаче», я буду благодарна. Мне на самом деле интересно что она думает, я ее пытаю по этому поводу периодически, но она пока конкретно не отвечает.

Что вы будете делать, чтобы она не повторила ваш путь?

Я люблю ее, уважаю ее мнение, у нас в принципе дома не то чтобы культ, но ее мнение – это важная часть. В моем доме моего мнения не было и быть не должно было. Поэтому я, например, не смогла сказать нет, когда мне стакан протянули.
Я стараюсь быть ее доверенным лицом. Но я не хочу быть ее другом, ее друзья – это ее территория, а я ее мама и должна быть авторитетом. Это значит, что я должна уважать саму себя и соблюдать границы. Мы ходим с ней в храм, у нас дома есть иконы, мы соблюдаем постные дни. И конечно я стараюсь быть примером. Я научилась уважать себя, быть внимательнее, я стала ощущать себя человеком с большой буквы. Думаю, что она все это считывает, впитывает и моя задача ее корректировать. Потому что у нее нет жизненного опыта и где-то я включаю кнута, я не за то чтобы были одни пряники. Бонусы важны, но помимо того, что она должна быть не потребителем, мне бы хотелось, чтобы она выросла ответственным человеком.

20247587_729513837257365_8018506014087159163_o

20247740_729512507257498_3677113794193940107_o

Когда вас в одном из интервью спросили о том, какой вы видите профилактику ВИЧ в России, вы ответили, что людям надо объяснять как не заболеть и почему важно лечиться. Банеры с вашим участием помогает в этой самой профилактике?

Конечно, но мне кажется они адресованы больше таким же людям, как и я. Следующая серия банеров точно должна быть с фотографией, где я пью терапию и надпись: «Пью таблетки и живу».

О том, как не заболеть я точно не могу говорить, я-то ведь заболела. Я думаю, что имею право говорить о том, как жить с ВИЧ, о том, почему важно лечиться, о том что ВИЧ – не приговор и жизнь не останавливается. У меня вообще есть мечта – чтобы меня позвали в какую-нибудь масштабную социально-информационную кампанию по Россию, и я смогла бы на огромную аудиторию рассказать о том, что надо пить таблетки. И что мы будем жить, надо просто лечиться.

Что касается профилактики, я думаю, что верность нужно пропагандировать. Как бы кто не смеялся, не осуждал. Нужно чтобы молодые люди относились ответственно к браку и любимому человеку. Если бы мне это объясняли, может я бы как-то и задумалась об этом в своем время. Чтобы не заразиться, надо помнить о каких-то высоких вещах. Пусть у нас станет модным быть верным, любящим, ответственным. Ну а когда все случилось – то здесь уже нужно просто пить таблетки.

Вы когда-нибудь представляли свою жизнь без ВИЧ?

Нет. Через ВИЧ я обрела себя, трезвость, стала человеком, у моей дочки мама теперь есть. Я не представляю, какая была бы у меня жизнь без ВИЧ. Ну работала бы юристом, я ведь на юрфаке училась. Но здесь и сейчас я счастлива, даже в самые тяжелые времена.

Если вы хотите помочь центру «Шаги надежды» работать дальше и помогать людям выздоравливать, вы можете перечислить любую сумму денег на счет:

 

Киви-кошелек: +79222108611
Сбербанк России, карта № 4276 1630 3158 0884

Текст: Елена Держанская
Фото: личный архив героини

Подписывайтесь на нашу страницу в Фейсбуке и Одноклассниках!
positivepeople.md

Comunitatea terapeutica in Moldova - Positivepeople.md