Героиня обложки свежего журнала «Мой Мир» Аня Востричкина работает равным консультантом в общественной организации «Тринити» в Рыбнице. Сильная и независимая, красивая и прямолинейная – Ане можно петь дифирамбы долго, но лучше прочесть ее интервью. И порадоваться ее приземленности, в хорошем смысле слова.

Аня, первый раз я предлагала тебе интервью с открытым лицом год назад и ты тогда попросила время, чтобы подумать. И вот прошел год, и ты решилась. Почему?

Я считаю, что для города, где я живу это важно, потому что я вижу страх — люди боятся своего статуса, они переживают, что будут думать окружающие. Моя история — хороший пример для наших бенефициаров и тех, кто просто боится. Я считаю, что это моя миссия, если можно так выразится. Я должна была это сделать, потому что по-другому никак. Кто, если не я? (смеется).

Сколько лет ты живешь с ВИЧ?

Восемь лет. Я даже вычислила дату заражения, просто выявилась я через два года после этого. Меня выявили во время беременности. Я тогда сдавала плановые анализы.

Когда ты забеременела, ты же уже была замужем, так?

Да, мы расписались с мужем в тюрьме, он на тот момент отбывал наказание. Мы и познакомились, когда он был в тюрьме. Долго переписывались, он предложил мне выйти за него замуж. Мы буквально жили от свидания к свиданию. Расписались там же, в комнате свиданий. Я ему специально для свадьбы привезла брюки и рубашку выглаженную (смеется).

Через год после свадьбы я забеременела, начались обычные процедуры, УЗИ. Когда первый анализ показал, что у меня ВИЧ, я сделала чуть ли не 8 дополнительных анализов. Я думала, что переверну полпланеты, чтобы докопаться до правды. Потому что я ничего об этом не знала, и когда услышала слово СПИД – все: у меня страх, ужас, как такое может быть? Это незнание, эти тупые стереотипы всплыли во мне моментально и началось:  «Ну как же так, я что, какая-то не такая?». Врач мне, кстати, сказал только: «Сядь. Успокойся, все будет хорошо»,  дальше ничего не помню. Я прошла все стадии принятия диагноза, и когда позвонила наконец мужу и сказала: «Так и так, у меня нашли ВИЧ», он мне ответил: «Плевать, не думай об этом». Муж очень спокойно к этому отнесся.

Муж здоров?

Конечно, раз в год он сдает анализы, все-таки мы дискордантная пара, я пью терапию, я привержена, у меня два здоровых ребенка, и вообще никаких проблем. ВИЧ я заразилась еще до знакомства с мужем, я уже потом это вычислила.

Когда ты начала терапию?

Когда я только узнала о ВИЧ-статусе, мне прописали профилактическое лечение вплоть до родов. Я родила ребенка и лечение прекратила. При этом ребенок профилактику тоже получал. Тогда еще не было сегодняшних рекомендаций пить лечение всю жизнь. У меня на тот момент была нулевая вирусная нагрузка, а иммунитет достаточно высокий, как у здорового человека. Прошло время, первый сын подрос, я уже работала года три в «Тринити» и как-то поговорила с одним человеком, который уже был на терапии, и он говорит мне:  «Я тебе советую пойти и начать сейчас, пока все в норме». И я пошла. Врач очень удивилась, что я сама пришла. Я ее убеждала, что мне нужна терапия. У меня не было никаких побочных эффектов, хотя может, и были, но мне некогда было обращать на это внимание.

Ты пошла работать в «Тринити» из-за статуса или так сложились обстоятельства?

Это очень интересная история: я приходила в центр СПИДа на прием как пациент, и мне медсестра как-то говорит: «Есть такая организация и им требуются работники. Не хочешь пойти попробовать?».  А мне конечно работа нужна была, потому что муж в тюрьме (он освободился, когда первому сыну исполнился год и три месяца), ребенок маленький, а детское пособие – мизерное. И я согласилась. Мне было страшно, я не понимала, что делать: я же до этого мало где работала. Помню, когда пришла на собеседование, меня сразу же спросили, есть ли у меня ВИЧ. Я попробовала работать, мне понравилось, и меня взяли. Это  был мой великий старт (улыбается). Сначала сложно было влиться во все это, а сегодня я уже не представляю себя где-то в другом месте. Я работаю там уже больше пяти лет. Почти что деревянная свадьба.

Сейчас ты работаешь равным консультантом, много ли ты видела за все это время людей, которые не принимали свой статус?

Сказать, что я сталкивалась часто с такими людьми – нет, их единицы. Чаще встречаются проблемы с приверженностью. Человека нужно убедить, многие не понимают, что это самое важное. Были случаи, когда приходилось тратить все рабочее и свободное время просто чтобы убедить человека принимать терапию и не бросать, иногда это длилось несколько лет и если через столько времени человек не принимает этот факт – все, мы его отпускаем. Наш принцип такой – мы делаем все, что было возможно, и, если ничего не помогло, мы оставляет выбор за человеком. Все равно он придет к этому, иногда в плохом состоянии, но придет.

Меня в работе спасает равность, потому что, когда ты человеку говоришь: «У меня такая же история и я тоже болею», – это помогает. Я всегда говорила открыто о своем статусе с бенефициариями и продолжаю говорить и по работе, и у врачей. И настоятельно рекомендую делать это остальным, потому что очень часто человек идет к врачу, у него ВИЧ, но он об этом не говорит, а ему назначают лечение, которое не помогает, потому что при ВИЧ эти препараты не нужны, и человек лечится непонятно от чего. Всегда надо говорить о своем статусе. Все должно строиться на открытости.

С дискриминацией ты когда-нибудь сталкивалась, в детском садике, например?

В садике ребенка прекрасно понимают, где я работаю. В поликлинике стараюсь всем говорить, чтобы они понимали специфику. И они всегда рады такой открытости.

Твои родные и близкие как отнеслись к этой новости?

Еще когда я была беременной, я маме сразу обо всем рассказала. Она, конечно, начала задавать много вопросов, но до конца так и не поняла. Сестрам тоже сказала, нас трое в семье, и вроде они все поняли. Главное, я им объяснила, что не умру, это важно. Но ты пойми, я и не ждала ничего особенного после этих разговоров. Реакция у всех была нормальная, я даже глухонемой бабушке объясняла, что у меня ВИЧ (улыбается).

Старший ребенок знает о твоем статусе?

Конечно, он видит, что я пью таблетки, он даже контролирует это и кричит мне вечером: «Мама, будильник, пей таблетки!». Это уже правило в нашей семье. Но он не понимает от чего эти таблетки, он даже не спрашивал. Но конечно мы поговорим об этом со временем. Он вообще у меня любит поговорить, много думает, он, как это принято теперь называть, – творческая личность. Думаю, что он выслушает меня с удовольствием и все будет нормально.

Как ты решилась на второго ребенка?

(Смеется). Я работала, работала и как-то решила, что, наверное, нам нужен еще один малыш. А еще я осознала, что у меня вырос ребенок, а я не заметила как. Уже когда он стал старше, ему было лет пять, я поняла, что много себя отдаю работе, а близким ничего не остается. Я могла раньше в любой момент, по любому звонку бросить все и сорваться на работу, там я находила свое место, призвание, там я чувствовала себя нужной.

Но с первым ребенком мне было легко делать это, а вот когда появилась Маша…  Она вообще другая, она гиперактивная, очень энергичная. Женя такой спокойный: где посадила, там и нашла, – он нежный, не любит резкости, все делает медленно. Маша в 10 месяцев уже проявляет характер, я уже вижу, что она будет сорвиголова.

Во сколько ты вышла на работу после рождения Маши?

Через 3,5 месяца. У меня были немного другие планы, но так сложились обстоятельства, у мужа были трудности с работой и мы вместе приняли решение, что я выхожу на работу, а супруг сидит с ребенком. Мы так решили, это было необходимо для дальнейшей нормальной жизни. Хотя есть люди, которые не понимают нашего решения, но я спокойно к этому отношусь. Я не могу сидеть на мизерную материнскую пенсию и жаловаться, что у меня плохая жизнь. Ребенок и так вырастет, я же максимально вовлекаюсь в процесс воспитания. Все вечера и выходные мы проводим вместе, мы и дурачимся, и играем. Пока дети не чувствуют мое отсутствие. Сын прямо говорит в садике: «Моя мама работает, она не может тратить время на родительские собрания».

Ты всегда была такой сильной, независимой? Или тебе пришлось такой стать?

Я думаю, что мне пришлось. Я росла в таких условиях, что была вынуждена сама принимать решения с раннего возраста, у меня своеобразные родители, они особо не беспокоились о нас  – руки ноги есть и все нормально. Мама вообще выросла в многодетной семье. И нас было трое детей у нее. Сегодня уже я решаю их проблемы. Ты пойми, мир – жестокий, и ты либо ты идешь, либо ждешь. Позиция ждать – не моя.

Ты когда-нибудь хотела вернуться в прошлое и стереть момент, когда ты заразилась ВИЧ?

Нет, я даже благодарна тому, что со мной произошло. Я вообще не жалею, я извлекла максимум плюсов из этой ситуации, я не представляю свою жизнь без этого всего. Потому что до ВИЧ моя жизнь была такая парящая, непонятная, не было цели. Сегодня она другая и хорошо, что она пошла вот так, и рядом оказались нужные люди, в нужное время, и все они мне помогли, все поддерживали. Сегодня у меня есть только дом и работа. Я настолько варюсь во всем этом, что на остальное не остается времени.

Ты получаешь удовольствие от такой жизни?

Конечно. Очень важны те, кто тебя окружает. Если это падальщики, с тобой будут случаться плохие вещи, если меня стимулируют и мотивируют, я счастлива.

Выработала ли ты какие-то  правила жизни с ВИЧ?

Я не игнорирую факт того, что у меня ВИЧ, я очень серьезно отношусь к приему терапии, и даже расстраиваюсь, когда забываю принять таблетку. Для меня это серьезные вещи. Я на практике вижу, что бывает с теми, кто не пьет, забывает. Что касается правил – такого нет, я живу обычной жизнью. Самое главное – всегда быть приверженной, где бы я ни оказалась, у меня должны быть с собой таблетки.

Я иногда даже забываю, что у меня ВИЧ. Я обычный человек, ем все что хочу, пью все что хочу, сплю в обычной кровати, укрываюсь обычным одеялом, нет у меня никаких жестких правил.

Когда люди приходят к тебе на консультацию, и ты знаешь что у человека ВИЧ, ты что ему говоришь ободряющего?

Это еще не самое страшное, что с вами могло произойти. Страшнее сахарный диабет, страшнее гепатит, есть ситуации, когда нет выбора и так или иначе жизнь закончится. Я это говорю в лоб, это работает: «Хватит ныть, пей таблетки и живи себе спокойно!». Я в этих вещах суровая и категоричная.

А в какие моменты ты мягкая и пушистая, без вот этой брони?

Когда я сыта и все у меня идет по плану: и там успела, и здесь. Хотя я человек не планов, но когда получается – я себя чувствую прекрасно.

А в семье ты хороший или плохой полицейский?

Зависит от ситуации. Иногда я вижу, что надо быть хорошей, надо поддержать. Несмотря на то, что человек сильно «накосячил». Но иногда мне приходится быть злой – когда я вижу, что человек реально обнаглел. А вообще я терпеливая, меня довести очень тяжело.

Через 10-15 лет, где ты себя видишь?

Я так далеко не планирую, мне бы научиться хотя бы на год планировать. Уже было бы хорошо. Я просто насколько быстрая и шустрая: что-то сделаю, а потом уже понимаю, что я сделала и для чего. Масштабно я не планирую.

Хорошо, опиши твои цели на 5 лет вперед?

Я хочу закончить ремонт, он у нас затянулся, и надо уже поставить точку на этом. Я хочу путешествовать, хочу съездить в другую страну, с другой культурой,  мне бы очень этого хотелось. Если это касается работы, я бы хотела развить какое-то отдельное направление в работе, но пока не определилась, что это будет, но я хочу. Я мечтаю вылечить гепатит, все-таки это очень коварная болезнь. Это все какие-то достижимые мечты. 

Вообще же я мечтаю что-то изменить, что-то глобальное. Просто сейчас пытаюсь понять, какая я и что мне нужно от этой жизни. Мне хочется найти саму себя, разобрать свою личность и понять, для чего я живу. Потому что от этого образа белки в колесе я устаю, на самом деле я очень ранимая, могу расстроиться от чего-то, и еще я не умею говорить о чувствах. Поэтому очень хочу разобраться сама с собой и быть полезной не только кому-то, но и себе. И еще, я вот сейчас это поняла, я хочу научиться думать о себе и любить себя.

Текст: Елена Держанская

Фото: Константин Димитренко

www.positivepeople.md