Мишель Казачкин изучал иммунологию, преподавал в университете, лечил людей от СПИДа и даже работал исполнительным директором в Глобальном Фонде. Сейчас Мишель – специальный посланник ООН по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии. В этой должности он посетил Молдову и успел дать интервью для сайта old.positivepeople.md. Гордимся и благодарствуем.

Господин Казачкин, на встрече с представителями неправительственного сектора в свой первый день визита в Молдову, вы сказали о том, что НПО играет ключевую роль в борьбе с ВИЧ/СПИДом. Почему вы так считаете?

Потому что в Молдавии, как и в странах региона Восточной Европы и Центральной Азии эпидемия ВИЧ концентрированная. То есть она преобладает среди уязвимых групп населения и их сексуальных партнеров. Уязвимы эти группы потому, что во многих странах секс-работницы нелегальны, потому что на людей, употребляющих наркотики смотрят осуждающе, а о мужчинах, имеющих секс с мужчинами – в этом регионе почти нельзя говорить, потому что не принято. По всем этим причинам достичь этих людей, предоставляя им информацию, помощь, поддержку и соблюдая их права человека, – все это могут сделать только равные им люди. И я говорю не только о негосударственных организациях, это и консультанты равный-равном, это и сообщество, и гражданское общество. На встрече, о которой вы говорили, мы все убедились, что среди таких людей есть настоящие профессионалы, которые знают законодательство лучше, чем эксперты в этой области. Именно поэтому, я бы хотел, чтобы в регионе ВЕЦА на политическом уровне, представители министерства здравоохранения и других государственных структур, признали, что есть порог, который они не могут перейти и в этом случае им нужна помощь, которую им окажут те самые представители гражданского сектора.

Для меня НКО – это натуральное продолжение системы. Это не отдельная ее часть, это просто другой инструмент системы, хотя не все любят такое определение.

Во многих своих интервью вы говорите о декриминализации потребления наркотиков и самих потребителей, также вы выступаете за программы снижения вреда, в том числе метадоновую терапию. Какой самый веский аргумент вы приводите, когда хотите показать, что программы снижения вреда помогают лучше, чем, к примеру, психиатрическая больница или тюрьма?

Я начну с того, что права человека – это универсальные права для всех. То есть права личности, право доступа к лечению, право иметь самую лучшую информацию о передовых достижениях в науке – все эти права универсальны и ими обладают в том числе те, кто потребляет наркотики. Об этом мы часто забываем. Больше сорока лет опыта репрессий доказали, что сажать людей в тюрьму или арестовывать за потребление – никак не уменьшает их желание потреблять наркотики. Это все совершенно неэффективно. Но разговор этот очень трудный, потому что для людей само собой разумеющееся, что если человек потребляет – его надо сажать. На одной из моих встреч в Молдове, один оппонент, выслушав мою речь о необходимости декриминализации, начал свой ответ со следующих слов: «Я вас внимательно выслушал, но я все-таки думаю, что…». Заметьте, он не начал со слов «Есть доказательства, что так нужно делать», а он опирается на собственные суждения. Это большая ошибка. Потому что нет доказанной эффективности того, что потребителей надо сажать в тюрьму и это им помогает.

Второй аргумент в пользу декриминализации следующий: тюрьма очень сильно вредит человеку. Находясь в тюрьме, у людей в несколько раз повышает риск заразиться гепатитом С, ВИЧ, в тюрьмах огромное бремя туберкулеза, в том числе мультирезистентного. На человека, который отбыл срок заключения, очень часто вешают криминальное клеймо, его семейная жизнь может превратиться в ужас, у него могут отнять родных детей, ему будет сложно найти работу, он не сможет пойти в банк и взять кредит. Все это идет вразрез с целью, к которой мы стремимся – интеграция людей, отбывших наказание, в общество. Арест и тюрьма – это не интегрирование. Поэтому я, как посланник ООН и член Глобальной комиссии по наркополитике, прошу не просто дикриминализировать потребителей и предоставить им альтернативные меры, я прошу оставить их в покое, потому что это их частная жизнь. Почему я могу без проблем выпить бутылку хорошего вина, потому что я француз, или выкурить папироску, что очень опасно, но не могу пользоваться наркотиками, если я никому не врежу?

Аргументы приняты. И последний вопрос, Мишель, неоднократно мы слышим о том, что цели десятилетия провалены, особенно это касается целей по уменьшению количества потребителей наркотиков и самих наркотиков. При этом мы все работаем на реализацию целей «90-90-90», которых планируем достигнуть к 2020 году. Вы лично верите в то, что мы сможем это сделать?

Извините, но мне этот вопрос не очень нравится. Потому что, цель целей, если можно так выразиться – это мотивация на то, чтобы начать двигаться. Цели не всегда должны быть достигнуты на сто процентов, но они важны, потому что, когда у людей есть четко поставленная цель, они двигаются к ней. Кроме того, математически доказано, что если к 2020 году мы не достигнем этих целей, то после 2020 года эпидемия начнет расти. Да, в регионе ВЕЦА остановить эпидемию пока не удалось, но на мировом уровне эпидемия уменьшается и стабилизируется. А давать себе цели, которых ты не знаешь, достигнешь ли… Вы себе тоже ведь наверняка пишете свои цели в блокноте или ежедневнике, а если вы знаете, что вы их не достигнете – это неинтересно.

Выражаем благодарность ЮНЭЙДС Молдова за помощь в организации интервью.

Лена Держанская
old.positivepeople.md