В период с 12 по 13 июля в Молдове проходила встреча Делегации Сообществ Глобального Фонда. Специальным гостем этой встречи стал Николас Канто, региональный менеджер Глобального Фонда по Восточной Европе и Центральной Азии. Мы не упустили возможность и взяли у Николаса интервью, в котором расспросили о том, почему Глобальный Фонд уходит из Молдовы, проиграна ли борьба с наркотиками и что может сделать каждый из нас, чтобы победить, наконец, эпидемию ВИЧ-инфекции.
Николас, вы ведь не первый раз в Молдове. Как вам наше сообщество, видите ли вы перспективы для нашей страны в контексте профилактики и борьбы с эпидемией ВИЧ-инфекции?
Мне нравится Молдова, я наблюдаю за вашей страной и изучаю ее с 2010 года. И сегодня я вижу ощутимый прогресс. Мне так же нравится то, что делает руководитель «Позитивной Инициативы», Александр Курашов, который активно принимает участие в работе Делегации Сообщества и старается оказать влияние на те или иные решения Глобального Фонда, касающиеся Молдовы. У меня большие надежды на Молдову, уже сейчас я вижу, что идет активное налаживание взаимоотношений между НПО, сообществом и государством. И это как раз один из вопросов, который мы обсуждалина встрече. Ведь Глобальный Фонд намерен уйти из Молдовы, вопрос только – когда. Ведь это финансирование не может быть вечным. Поэтому надо чтобы сообщество уже сейчас думало о том, как им развиваться самостоятельно, автономно, если можно так выразиться. Тем более в Молдове эпидемия ВИЧ-инфекции сейчас на низком уровне.
Но молдавские эксперты говорят о том, что эпидемия растет.
У вас данные есть?
Конечно, с начала эпидемии в Молдове было зарегистрировано 9419 ВИЧ-положительных человек. Не официально их число в два раза больше. Население же Молдовы – 3,5 миллиона.
Это примерно 0, 25 от общего населения, если брать официальные цифры. Вы даже до 1% не дотягиваете.
И все же, никто из тех, кто работает в ВИЧ-сервисных организациях не хочет, чтобы Глобальный Фонд уходил из Молдовы. На вчерашней встрече это четко озвучивалось.
Я смотрю на эту позицию с двух сторон. С одной стороны, как человек, который болеет этим регионом, у меня есть друзья здесь, мне нравится к вам приезжать, для меня это всегда удовольствие. И я вижу, что неправительственным организациям без финансирования Глобальным Фондом работать будет очень сложно.
Практически невозможно, я бы сказала.
Практически. И не смотря на то, что я вижу хороший результат, которого вы добились, я вижу как повышается уровень жизни людей, а так же уровень качества предоставляемых услуг для членов сообщества. В то же время я знаю, что число новых случаев ВИЧ не уменьшается, как и число людей с диагнозом туберкулез и т.д. Но есть другая, принципиально отличающаяся позиция. Смотрите, вот я, например, живу во Франции.
Но на самом деле вы живете в Женеве.
Да, но я родился в Леоне, там живут мои родители, к которым я часто езжу. Так вот, я как гражданин Франции плачу налоги.
Сколько?
Не важно. Факт в том, что если я иду в магазин и покупаю батон хлеба, я с этой покупки плачу какой-то налог. И потом я задумываюсь, а куда идут эти деньги? И я знаю, что какая-то часть идет в Глобальный Фонд, в котором Франция является одним из основных доноров. Кроме нее, в число доноров входит Америка, Германия, Бельгия, Япония и так далее. Деньги, которые они перечисляют в Глобальный Фонд поступают из государственного бюджета, в который идут мои оплаченные налоги. С одной стороны я рад, что, к примеру, я купил батон хлеба, и какая-то часть от его цены пошла в Глобальный Фонд. Но я хочу знать, что делают сообщества, чтобы добиться какой-то устойчивости? Почему, объясните мне, Франция, к примеру, до 2014 года оплачивала закупку АРВ-терапии в Молдове? (Глобальный Фонд до сих пор оплачивает закупку АРВ для пенитенциариев Молдовы и Приднестровья – прим.ред)
Хороший вопрос.
Почему мы должны рассматривать ВИЧ как какую-то особенную болезнь, лечение которой не может покрыть государство? Стоимость годового лечения одного пациента с ВИЧ в наше время обходится примерно в 150 долларов. Но мы, Глобальный Фонд, все равно вынуждены переплачивать, потому что коррупция, потому что какие-то незаконные схемы, и в итоге кто за все это платит? Я плачу, я кормлю эту систему. Но с какой стати, вы можете мне объяснить?
Нет, не могу.
Вот. Знаете, у меня подруга работает в Леоне, в НПО, которая помогает местным секс-работницам. Вы думаете, что она получает деньги от Глобального Фонда? Нет, конечно. Они там получают деньги в основном из местной мэрии. И это не миллионные чеки, это скромные суммы, которые они выбивают потом и кровью. И эта судьба таких НПО, как ваша, например. Вот вы спросите Ирину (Ирина Маслова, председатель общества по защите секс-работниц в России «Серебряная Роза» – прим. Ред), как она добывает деньги для своей организации?
В беседу включается Ирина
Ирина: Какие деньги? У нас все на голом энтузиазме. Хотя в этом году мы добились невероятного – «Врачи Мира» приходят с миллионом долларов в Москву.
Николя: Да ты что?!
Ирина: Серьезно. Я их вернула, сама.
Николя: Вот видите, они не ждут, что Глобальный Фонд придет и даст им денег. Они все время ищут новые способы привлечения финансовых ресурсов.
Ок, допустим. Скажите вот что, с какими мыслями вы уезжаете из Молдовы, побывав на встрече Делегации Сообществ?
Эта встреча была организована как раз для того, чтобы обсудить новую стратегию Глобального Фонда, которую мы разработали для того, чтобы плавно перевести финансирование на государственное. Я думаю о том, что организации должны уже сейчас планировать дальнейшее существование без денег Глобального Фонда. Потому что когда 15 лет назад создавался этот фонд, его основной целью было добиться так называемых «целей тысячелетия», среди которых остановка эпидемии ВИЧ. Крайний срок для достижения этих целей был 2015 год. Сейчас же основных доноров и мировое сообщество интересуют другие проблемы: глобальное потепление, всеобщий доступ к обучению.
Но ведь Глобальный Фонд продолжает работать для того, чтобы…?
Избавить человечество от туберкулеза, ВИЧ и малярии. Но доноры считают, что основные ресурсы должны идти туда, где самое большое бремя этих заболеваний.
То есть в Африку?
Вот, поэтому они и направляют все ресурсы туда, и это логично. Уйдет Глобальный Фонд окончательно или частично, это решает правление. Но я считаю, что к этому вопросу надо подойти прагматично. Потому что, если мы, как сообщество, не будем готовы к этому уходу, у нас, то есть у вас, произойдет то же, что произошло в Румынии. Там ведь было все хорошо, но в какой-то момент страна стала слишком богатой для финансирования Глобальным Фондом и все программы закрылись. Все, что было наработано: психосоциальная поддержка, программы снижения вреда, все это закрылось в один момент. Потому что мы в Глобальном Фонде сделали ошибку — мы недостаточно интенсивно работали с государством и сообществом, чтобы подготовить плавный переход финансирования из государственной казны. Государство же взяло на себя только лечение, все остальное было остановлено. В России сейчас похожая ситуация, государство взяло на себя лечение и профилактику передачи ВИЧ от матери к ребенку, потому что это политически корректно. А на работу с ПИН-ами, МСМ, секс-работницами они не хотят давать государственные деньги, пускай за это платят французы.
Николас, если бы у вас была возможность сказать что-то нашему президенту, в контексте бремени ВИЧ, ТБ и наркомании, чтобы вы ему сказали?
Я бы сказал следующее: решите проблему, пока ее еще можно решить. Надо инвестировать, а не тратить деньги. Если вы сейчас инвестируете в правильном направлении, вы сможете контролировать этот вопрос. А для того чтобы контролировать проблему, надо заниматься ею там, где она сконцентрирована. Например, среди потребителей инъекционных наркотиков. Не надо заниматься какими-то общими делами, например, тестировать на ВИЧ студентов или что-то в этом роде. Я часто провожу параллель – представьте себе, что у вас пожар на кухне, а вы делаете все, чтобы его не было в ванной. Хорошо, в ванной пожара не будет, но все остальное сгорит. Это про то, как государство пытается бороться с ВИЧ.
Что касается туберкулеза — это отдельный вопрос. Та проблема, которая сейчас актуальна в Молдове и в странах бывшего СССР, я имею в виду мультирезистентный туберкулез, была создана человеком, а не природой. Из-за того, что мы неправильно лечились, не долечивались или не лечились вообще, мы имеем форму туберкулеза, которую почти невозможно вылечить. Молдова тратит немереные деньги на то, чтобы сохранить противотуберкулезные службы. Все эти диспансеры, больницы, отделения нужно менять, трансформировать. Потому что вся эта система была создана во времена СССР, когда на контроль туберкулеза тратились огромные деньги, ведь в идеальном государстве не могло быть социальных болезней. Сегодня все это не работает, потому что требует огромных денежных вливаний, а их недостает. Поэтому я бы попросил президента представить себя на месте главного врача туберкулезного отделения. Вот к вам поступил пациент, чтобы ваша больница получила за него денежную компенсацию, он должен пролежать определенное количество дней и таких пациентов должно быть как можно больше. Значит, какой у вас интерес? Госпитализировать как можно больше человек.
Пару лет назад я лежала в инфекционной больнице с ребенком. Знаете, что мне сказала медсестра, когда ему стало легче и мы хотели продолжить лечение дома? «Мы не получим за вас деньги, если вы не пролежите у нас семь дней». Эти семь дней мы провели в палате без душа, горячей воды и нормального питания. Дело было в единственной детской инфекционной больнице Молдовы.
Вот. А представьте, если бы вы попали в туберкулезный диспансер? Ведь это преступление, когда в туберкулезные отделения госпитализируют здоровых детей, а выписывают с туберкулезом. И все это стоит огромных денег. Если все это трансформироваться и сделать так, чтобы людей лечили амбулаторно, а госпитализировали только тех, кому действительно это нужно, мы бы решили эту проблему. Но у нас такой менталитет – он болеет туберкулезом, значит он должен лежать в больнице. Поэтому, из-за того что кому-то не хватает смелости реформировать больничную систему, лучше попросить денег у французов, которые платят налоги.
Вы забыли про эпидемию наркомании.
В этой области не надо ничего придумывать: есть программа снижения вреда, есть доказательная медицина, есть заместительная терапия. Я вам расскажу кое-что: недавно я был на встрече Европейского Бюро ВОЗ, на которой директор Швейцарской программы по борьбе со ВИЧ/СПИДом презентовал результаты внедренных услуг. И знаете, они уже несколько лет не регистрируют ни одного нового случая заражения ВИЧ среди наркоманов.
Как это?
Они внедрили качественную программу снижения вреда, наркоманы знают, что можно колоться только стерильными шприцами, это доступно, они могут получать их бесплатно или покупать за копейки, к тому же у них есть заместительная терапия. Кстати, у вас ведь тоже она есть. А знаете, кто за нее платит?
Глобальный Фонд?
Вот. Если завтра он уйдет, сотни людей останутся без метадона. И что они будут делать? В связи с этим, я бы сказал президенту – посмотрите, эффективны ли перечисленные программы и сами сделайте оценку, сами выберите то, что подходит вашей стране. Я скажу одно – программа снижения вреда оправдывает все затраты и усилия, она реально действует.
Николас, а вы кстати, как считаете, борьба с наркотиками проиграна?
Да.
Вы это принимаете с сожалением или с какими-то перспективами на будущее?
Я считаю, что людям, которые потребляют наркотики, надо помогать, а не наказывать.
То есть вы против уголовного наказания?
Не то что бы я против, я просто вижу исследования, я вижу мировой опыт. Борьба с наркотиками – это не борьба с наркоманами. К сожалению, эти два понятия часто путают.
Знаете, я хочу вам задать вопрос, который мы задаем всем участникам нашей благотворительной кампании «Яркий цвет доброго дела», цель которой продвижение социального бизнеса, с целью поддержки людей, живущих с ВИЧ и борьбы с эпидемией ВИЧ/СПИДа в Молдове…
Кстати, я вчера был в местном ресторане и там оказывается какая-то часть средств идет в фонд помощи людям живущим с ВИЧ, 8% по-моему.
Так это наша кампания и есть. А как вам идея?
Это будущее, которое наступит после того, как Глобальный Фонд уйдет. Надо вкладывать уже сейчас, потом будет поздно. И подобного рода компания — один из путей выхода. Я вообще поздравляю вас с этой замечательной инициативой.
Спасибо, нам приятно. Но возвращаясь к вопросу, который мы задаем всем участникам этой кампании: что может сделать каждый из нас, чтобы остановить эпидемию?
Надо захотеть понять что происходит, снять розовые очки и посмотреть, что творится в реальности. Нужно обсуждать это, проявлять толерантность и банализировать эту проблема. Она, конечно, не уйдет таким образом, но отношение к ней поменяется.
Вы что-то лично делает для этого?
Да, работаю в Глобальном Фонде, к примеру. Интервью решил вам дать.
А когда последний раз вы сдавали тест на ВИЧ?
Давно.
Но вы считаете, что человек должен знать свой статус?
Да, особенно, если у него рискованное поведение. Но не надо тестировать всех подряд. Знаете что, я недавно разговаривал с одним экспертом из Швейцарии и он говорил следующее: самое опасное для человека, это когда у него «период окна». Да, у него фактически нет ВИЧ-инфекции, но если она просто не проявилась из-за «периода окна», то в этом состоянии он больше всего опасен для контакта. Сейчас у нас проходит информационная компания, суть которой в следующем: если ты ведешь рискованное поведение, у тебя нет ВИЧ, но ты чувствуешь какие-то подозрительные симптомы, ты должен обратиться к врачу и поговорить об этом. Потому что,возможно, у тебя наступил «период окна» и через неделю или месяц у тебя могут обнаружить ВИЧ.
А как убедить людей обращаться в таких случаях к врачу?
Надо объяснять, люди же не тупые.
А где объяснять — в школе, садике?
Зачем в садике, в ночном клубе надо объяснять, где активная молодежь, у которой рискованное поведение. Если мы говорим о Молдове, то объяснять надо среди МСМ, ПИН-ов и секс-работниц, а потом уже всем остальными.
Как обстоят дела с эпидемией ВИЧ в вашей родной Франции?
У нас сейчас активный рост числа заразившихся среди мигрантов и МСМ. В свое время, когда появилась АРВ-терапия, государство расслабилось и сейчас эпидемия начала расти.
Николас, вопрос из любопытства. Как вы оказались в Глобальном Фонде?
Вообще я начинал работу в организации «Врачи без границ» («Врачи без границ» — неправительственная международная организация по оказанию медицинской помощи людям, пострадавшим в результате вооружённых конфликтов и стихийных бедствий -прим.ред.), в России.
Вы врач?
Я юрист. Но я много лет проработал в Сибири, затем в Москве, в туберкулезной больнице. После этого был фонд «Восток-Запад», после которого я перешел в Глобальный Фонд.
Вы верите в то, что когда-нибудь мы, человечество, добьемся ноля ВИЧ-инфекций, ноля дискриминации и ноля смертей вследствие СПИДа?
Да, я верю. Надо ставить амбициозные цели, тогда есть к чему стремиться.